Это как сладкий сон-наважденье, который время от времени возвращается к Тане и она, крепко зажмурившись, притаившись, прислушивается … А вдруг снова услышит ту самую песню, и она снова, теперь уже видно навсегда, очарует ее. Стояла глубокая ночь. В окна деревенской избенки боязливо заглядывала луна, похожая на блин, вокруг ее сияющего ободка искрились снежинки-иголки. И такой умиротворенный покой был разлит над заснеженной землей, что Танюшке в какое-то мгновение, когда она пробудилась ото сна, показалось - так бывает только в раю. Тишину спящей деревни вдруг нарушили чьи-то голоса. Они не говорили и не спорили, как обычно бывает в такой поздний час. Нет, они как бы вскрикивали, аукались, перекликались. По мере приближения к дому Таня стала различать их: один принадлежал мужчине, другой - женщине. Закончив фразу, голоса смолкли, как бы истаяли на какой-то миг, и вдруг… В такт шагам, скрипу первого снега под ногами, вторя мелодии ночных звуков, они, словно голубь с голубкой, взвились вверх, к лунному сиянию, в едином полете-порыве. Чу! Что же это такое? Девочка силилась разобрать слова, вспомнить мотив, угадать, кто же такой смелый и певучий в столь поздний час будоражит соседей волшебно-загадочными песнями? Жар ликованья, как жар натопленной печи, окинул ее, словно прикоснулась она к настоящему чуду. А это и было истинное чудо! Песня потихоньку приближалась, но еще не становилась различимой. Эхом она отзывалась то в далеком проулке, то озорно заворачивала на чей-то сонный двор, то взлетала к макушкам высоких ветел, то мягко и покорно стелилась вдоль улицы, теряясь в пушистых сугробах. Танюшкин чуткий слух никак не мог ухватить, настигнуть мелодию. Мотив угадывался и тут же ускользал, а потому казался загадочным, непостижимым. Голоса певцов то сплетались, то резко разделялись на нежно высокий и бархатистый баритон. В морозной тишине уже стало слышно затрудненное дыхание поющих, ведь они не задерживали размеренного шага. И, наконец, не прекращая петь, они остановились напротив Танюшкиного подворья и повернули к воротам. Прижав разгоряченный лоб к заледеневшему стеклу, девочка скорее угадала, чем увидела что-то до боли знакомое, родное и, сияя от радости, вскрикнула: «Да это же мама с папой из гостей возвращаются. А вместо гостинчика песню несут». В их маленькой певучей деревеньке долго жила традиция собираться соседским или родственным кружком-компаний по вечерам, праздникам ли, выходным дням или по случаю приезда городских гостей на разговоры-беседы. Наговорившись, пообщавшись, нагулявшись допоздна, возвращались домой. Никто с посиделок или гулянок молчком не уходит. Каждая супружеская пара или стайка вдовушек-солдаток заводила свою песню. И не одну. Вот прошли Заруцкие- эти «под занавес» выдавали свой коронную «Скакал казак через долину». У Куликовых была свою любимая «Черный ворон, что ты въешься надо мной». «Посияла огурэчки» звучала в исполнении вдов Катерины, Анны и Пелагеи. У родителей Тани тоже были свои особенные напевы. И голоса, как ей казалось, были тоже особенные, никогда не спутаешь, издали угадаешь. А то, что она той памятной ночью долго не могла различить песню, которую они исполняли, то это во всем вина ночного эха. Танюшка была глубоко убеждена, что и мама и отец даже в песнях были созданы друг для друга. Обычно запевала мама, но бывало, зачин делал отец. Мама чутко прислушивалась, стараясь угадать, где, на каком вдохе она должна подать свой голос, нежно обвивая сильный, мужской, рвущийся на волю, поддерживая его до конца, направляя и вдохновляя. Ах, как же наслаждалась Танюша этим замечательным дуэтом! Как сильно билось ее чуткое сердечко, как трепетала от восторга каждая ее жилочка! Правда, слова старинных песен, с их замысловатой вязью она не всегда разбирала, чаще - угадывала. И пока не затихала последняя строка, ее воображение тут же рисовало тихий залив, лодку, а в ней двух влюбленных, которым судьба велит расстаться навек. Больше всего Таню поразила песенная история бедной девушки, которая вопреки родительскому запрету, покинула дом во имя любви, забыв о гордости, чести. «Ах, как вспомню твой стан, твой высокий и огонь твоих карих очей»- нет, столь привычными словами не перескажешь трагическую и загадочную завязку этого песенного сюжета. Да и невозможно в нескольких строках повествования передать замысловатый мотив, рыдающий, с взлетами и падениями, - этого гимна любви в память той, что не променяла любимого на все богатства мира, отрекшись от родных и от самой себя. Танюша готова была слушать и слушать эту песню, и ей казалось, что наконец-то ей знакомы каждая нотка, словечко, - вся эта затейливая вязь песенного сказания. Она заранее набирает поглубже воздух в грудь, чтобы помочь певцам в самом трудном месте. Хоть и мала девчушка, но она знает, что зачин «Ах, как помню твой стан» ведут низким запевным голосом - тут важно не ошибиться тональностью. Всеми фибрами своей души она чувствует и знает, в каком месте должны вступать высокие голоса. Нельзя резко обрывать концы фраз, наоборот, разматывать песню нужно, как пуховый клубок. Они, эти фразы, как струи в роднике_ то тягучие, будто в морозный день, то по – летнему, легкие, размашистые, долго звенят в легких, в горле, отзываясь легкой дрожью и восторгом в сердцах поющих и слушающих… Кажется, песню эту Таня услышала в утробе матери. А может, так оно и было, поэтому знает и чувствует ее, как биение пульса, как тихий и нежный стук из детства, хотя более полвека прошло с того самого момента, когда среди ночи вдруг и к большому счастью разбудила ее эта песня. Совсем недавно, укачивая внука, она тихонько напела ему про «стан твой высокий». Уронила слезу на спящее лицо малыша и вдруг поняла - она сберегла песню, сберегла! Ее мотив капельками просочится в сознание маленького человека и когда-нибудь отзовется - тоже песней.
Антонида Бердникова (Баранова). Город Нефтегорск, Самарская область.
